Юмор на телевидении сейчас такой, что не смеяться, а плакать хочется. Почему-то все наши юмористы зациклились исключительно на сексе. Телеведущие в большинстве своем говорят на каком-то молодежном сленге. Куда делся нормальный русский язык?
У меня от прежних времен более 800 пластинок, и слушала бы я то, что хочется: и романсы, и песни замечательные. Да вот беда: проигрыватель сломался. На телевидении же классики нет совершенно.
А как хотелось бы послушать Муслима Магомаева, Тамару Синявскую, Юрия Гуляева, Эдиту Пьеху, Анатолия Соловьяненко, Батыра Закирова... Есть ведь, наверное, хоть какие-то записи Петра Лещенко, Александра Вертинского. В конце концов, куда мы придем, если у нас Верка Сердючка всех затмила?
Коробейникова Лидия Ивановна
с. Острова, Нергалимышский район, Курганская область
Над чем смеемся
Всю свою не такую уж маленькую жизнь я считал, что телевизор в доме - вещь из нужнейших. В селе Песковатка Лискинского района Воронежской области, где мне выпало счастье родиться на белый свет, первый телевизор появился в доме моего приятеля. Дело, как вы понимаете, было давно. Самого телевизора я еще не видел, но много о нем читал. И все равно не верилось: как это так, прямо в комнате на столе или на тумбочке стоит красивый ящик с экраном (слово-то какое звучное!), а на этом экране то кино, то новости, то концерт. Да быть не может этого!
А еще мне приятель рассказал, что по телевизору Райкин выступает.
- Врешь! - говорю. - Поклянись, что землю есть будешь, если обманул!
Приятель, звали его Петя Дегтярев, ли¬хо сплюнул на эту самую землю и сказал: - Эх, была не была, приходи нынче в семь часов вечера. Один буду дома, включим телевизор, сам все увидишь!
Пришел. Включили. Выступает Райкин.
«В греческом зале, в греческом зале!»
Я в жизни больше никогда так не смеялся! По полу катался! Даже слезы навернулись от хохота!
С тех пор я полюбил телевизор.
А сейчас разлюбил. Местами. Когда «показывают юмор».
Сам юмор за эти годы, хотя жизнь и стала как-то грустнее, я не разлюбил. Как без смеха смотреть на окружающую действительность? Юмор - как витамин для души, как лекарство.
А если лекарство поддельное? Если в нем вместо полезных веществ невесть что намешано? Тут призадумаешься.
Никаких «греческих залов» теперь нет. А есть каких-то два «юмориста» в старушечьих платьях, которые несут с экрана такую чушь, что хочется садануть по нему сапогом.
Мне не смешно. Обидно до слез: да за что же вы так издеваетесь над нашими старушками? Чем они перед вами провинились, что вы их на весь белый свет выставляете в глупом и позорном виде?
Мне скажут (на самом деле мне никто ничего, к сожалению, не говорит), что это так называемый комический образ. Не надо! Что такое комический образ, я неплохо представляю. А то, что вы показываете, - это безобразие со взломом.
Из артистов «Аншлага» ушел аж в губернаторы Михаил Евдокимов. Не знаю, какой он губернатор, но был когда-то та¬лант¬ливым артистом. Он смешно рас¬ска¬зывал об алкашах, изображая их людьми странными, диковатыми и немного страш¬¬но¬ватыми, если вдуматься. Пьянст¬во - зло, это понятно. Я согласен. Но потом Михаила Евдокимова все же победила Регина Дубовицкая, и он начал молоть всякую чепуху, рассмешить которой можно было опять же только глубокого алкаша в ту минуту, когда его слегка отпускает похмелье.
Михаил, не верю! Не все у нас на селе, да и в городе, спились до свинячьего состо-яния, до беспросвета и последней жути.
Еще появляются на эстраде два каких-то благообразных дяди с гармониками и начинают петь так называемые частушки. Именно - так называемые. Это никакие не частушки, а просто плохо, нескладно написанные строчки, рассчитанные, как я думаю, на зрителей, мягко выражаясь, не слишком умных.
Дяди из «Аншлага», да вы были хоть раз в жизни, скажем, на деревенской свадьбе, когда народ поет частушки? У вас душа замирала от их поэтичности? От доброй толики соли и перца, на которые деревенский человек совсем не скуп. Ведь частушка настоящая, она, пожалуй, покруче Райкина будет!
Но дело-то как раз в том, что ничего настоящего в «Аншлаге» да и во многих других юмористических передачах давно уже нет.
А есть, например, оскомину набивший Петросян на пару с собственной супругой. Эта кисло-сладкая парочка топчется по кругу, жует одно и то же который год и сама же хохочет над своими шутками, которые вовсе и не шутки, а этот самый «телевизионный юмор».
Приустал я от Яна Арлазорова с этим его «Мужик! Слышь, мужик!».
Ну мужик - и что дальше? Дальше что, Ян?
Мне бесконечно жаль этих и многих других артистов, явно небесталанных людей, попавших в какое-то рабство чужого плохого вкуса, сниженного стандарта и, конечно, творческой и, разумеется, финансовой зависимости. От кого?
Об этом можно только гадать. Важнее другое: с юмором, дорогие граждане, все обстоит, мне кажется, куда серьезнее. Дело в том, что смеяться можно в двух случаях. Первый - когда жизнь совсем хорошая и отчего же тогда не почудачить. Второй - когда жизнь ну дюже плохая и ничего не остается, кроме как загородиться от нее смехом. В обоих случаях смех будет, как говорится, от души.
А мы какой исторический момент переживаем? У нас жизнь хорошая или плохая? Вот то-то и оно. Жизнь похужела местами, но телевидение делает вид, что она сильно похорошела. А раз так - от души не расхохочешься. Все, знаете, сосет под ложечкой: не над тем, братцы, смеемся! Это даже не смех сквозь слезы. Это подделанный смех, притворный, фальшивый.
А вообще, посмеяться есть над чем у нас по телевизору. То Жириновский что-то выдаст. То какой-нибудь интеллигент матерком пустит. То депутаты подерутся. То на Украине революция приключится.
А телевизор, он, конечно, ни в чем не виноват. Я его, между нами, все-таки люблю. Как и вы. А вот любит ли он нас или только посмеивается над нами - это, братцы, большой вопрос. Загогулина, как говорил Ельцин.
Автор: Виктор Перегудов