Под катком «правосудия»

(из журнала Сельская новь № 4, апрель 2005 г.)

Сколько стоит год жизни, половину которого без вины осужденный человек провел рядом с уголовниками, а другую - среди умалишенных? Саргатский юрист Николай Скачков оценил причиненный ему ущерб в 3 миллиона рублей. Такой иск предъявил он государству, чьи органы отправили его в путешествие по всем кругам ада: сначала в СИЗО, а оттуда в психушку на принудительное лечение...

Под стражу Николай Иванович был взят якобы за совершенный им поджог дома влиятельного в Саргатке лица - руководителя местной налоговой службы В.В. Жукова, впоследствии ставшего главой района.

Между прочим, за время работы в фискальных органах Владимир Викторович пережил три пожара: сгорели машина, надворные постройки и дом. Понятно было, что это дело рук недругов, поскольку главный налоговик гнул жесткую линию по отношению к недоимщикам.

Отдадим должное государству - оно не бросало Жукова в беде: ущерб, причиненный злоумышленниками, ему возмещался. И дважды это делалось без всяких условий. На третий раз поставлено было одно условие - поимка преступников. Не хотелось бы в это верить, но Скачков убежден, что оно и послужило причиной осуждения его, невиновного человека.

Лет пять назад Жуков и Скачков были друзьями. Владимир Викторович сам пригласил Николая Ивановича на работу в налоговую инспекцию. А конфликт случился, когда Скачков - исключительно по житейским причинам - решил оставить государственную службу. Жуков расценил уход соратника как предательство. И в сердцах бросил, что спокойной жизни в Саргатке ему теперь не будет.

И действительно, на Скачкова обрушилась череда неприятностей. Только в судах за последние годы встречался он со своим бывшим начальником более 20 раз. Сейчас уже нет смысла разбираться в содержании тяжб, но одну важную деталь отметить стоит: в районном суде победу всякий раз одерживал, естественно, Жуков. Зато областной суд решения районного отменял и отправлял дело на пересмотр, что навевает грустные мысли насчет объективности местной Фемиды.

Но вернемся к последнему пожару, сыгравшему роковую роль в судьбе Николая Ивановича. Тогда сгорел дом, который Жуков строил для сына. Поначалу Владимир Викторович предложил следствию такую версию: поджог учинили некие коммерсанты, которых он в свое время оштрафовал. Однако через пару месяцев этот след привел в тупик.

И тут в памяти Жукова всплыл эпизод, в котором фигурировали Николай Скачков и два весьма подозрительных типа. Стояли они, оказывается, как-то напротив того самого дома и недобро поглядывали на него...

По случаю пробуждения у Жукова памяти в Саргатку из области прибыла целая следственная бригада и довела новую версию «до ума». Были допрошены темные личности - Поспелов и Сак. Прежде судимые, безработные, к тому же страдающие психическими расстройствами. Они и дали показания, что, дескать, Скач-ков подговорил их спалить строение, пообещав полторы тысячи рублей. Через 6 дней после этого Николаю Ивановичу предъявили обвинение в поджоге дома и отправили в СИЗО.

Что пережил здесь Скачков - заслуживает отдельного описания. Камера изолятора (где содержатся еще не осужденные, а только подследственные граждане) представляет собой подвальное помещение площадью 18 квадратных метров. Населяло же ее, когда туда впихнули Скачкова, аж 35 человек. Койкоместа - в три яруса. На верхнем ярусе, чтобы не удариться головой о потолок, надо лежать не шелохнувшись. Но с непривычки уснуть трудно на любом этаже - электричество не выключается сутками. Донимают и клопы. Вентиляция не предусмотрена, так что какой там воздух - можно себе представить. Стол, где обитатели камеры трапезничали, находился буквально в метре от туалета. А отхожее место сродни лобному: кто сидит тут, просвечивается со всех сторон.

В этом камерном мире царь и бог восседал на нижнем ряду - в наибольшем отдалении от параши. Этот крупнокалиберный молодой человек по имени Сергей назначал всем сокамерникам их место и статус. Обвинение ему было предъ-явлено по статье, особенно уважаемой в здешних местах, - убийство.

Новички вызывались к Сергею на собеседование. Проходило оно в присутствии свиты из 3-4 человек. Новобранец рассказывал этой кодле свою автобио-графию, после чего принималось решение, чем ему заниматься: мыть полы, очи-щать отхожее место... Тут же присваивалась и кличка. Николай Иванович удостоился прозвища Прокурор.

Поначалу положение Скачкова было относительно сносным. До тех пор, пока он, по неопытности своей, не сообщил сокамерникам, что когда-то работал в системе исполнения наказаний УВД. Скачкова немедленно разжаловали из «прокурора» в «поломойки», отобрали спальные принадлежности, которые принесли ему из дома родные, и сказали: «Будешь жить наверху».

«Рвать надо всех ментов», - поделился с ним сокровенным убийца по кличке Гора. Другой, специалист по наркотикам, пообещал, что ночью лично заточкой выпустит ему кишки.

А следствие шло своим чередом, но в сборе доказательств вины подозреваемого далеко не продвинулось. По-прежнему обвинение держалось на честном слове Жукова и двух свидетельствах психически не вполне адекватных бомжей. С такой «доказательной базой» рассчитывать на что-либо в суде вряд ли было возможно. Вот тут-то и возникли сомнения во вменяемости самого Скачкова. Ведь если признать его психом, разом отпадут все проблемы...

Задумавшие ход конем следователи отправили Николая Ивановича на судмед-экспертизу в областную психиатрическую больницу. Поместили его в отделение для буйнопомешанных - в надзорную палату, где содержались особо опасные пациенты. Им не разрешалось даже выходить в туалет. В такой атмосфере люди спали и ели. В «буйном» отделении наш герой наблюдал ежедневно, как санитары, мягко говоря, бесцеремонно успокаивают разбуянившихся, как уголовники с большим стажем издеваются над менее опытными и многое другое, о чем вообще жутко писать... Судмедэксперты признали наличие у Скачкова «обостренного чувства правды и справедливости». Такое чувство, по их мнению, свойственно в наше время исключительно параноикам. Еще обнаружили в Скачкове «бескомпромиссность, принципиальность, эгоцентризм». Из этих черт ушлые медицинские мужи и сложили пугающий диагноз: «паранойяльное развитие личности»... И в СИЗО, и в психушке Николай Скач-ков упорно работал в жанре правовой до-кументалистики. И к счастью, не без успеха. Президиум Омского областного су-да отменил решение Саргатского районного и назначил новое рассмотрение де-ла - уже в Любинском районном суде. Финал: обвинение в поджоге дома с него было снято. А повторная судмедэкспертиза сочла, что в личности Николая Ивановича отклонений от нормы нет.

За время пребывания среди уголовников и умалишенных Скачков похудел на 14 килограммов, потерял 5 зубов, у него появились боли в сердце. О пережитых за год унижениях он вряд ли забудет до конца своих дней. За то, что вырвался на свободу, благодарить Николай Иванович должен себя и супругу, перепечатавшую гору бумаг (исписанных им в неволе) и разнесшую их по инстанциям. То было нескончаемое хождение по мукам. Помимо этих забот на плечи жены целиком легли еще и хлопоты по хозяйству, ведь в семье трое детей. Чтобы их прокормить, ей приходилось работать за себя и за мужа.

Окажись на месте Скачкова человек менее волевой, не столь искушенный в юриспруденции, каток «правосудия» сровнял бы его с землей: кто станет всерьез разговаривать с параноиком? Жуткое клеймо перешло бы и на детей: в деревне, даже такой большой, как Саргатка, не скроешься от придирчивых глаз.
 
В конце концов областная прокуратура от имени государства принесла Николаю Ивановичу извинения. Однако утешение это слабое. Скачков подал заявление в РОВД, требуя возбудить уголовное дело против саргатского прокурора И. Горина, судьи Л. Павловой, следователя П. Кухаренко, судмедэксперта В. Киричек и прочих должностных лиц, напрочь забывших о том, что сознательно осуждая невиновного, они дискредитируют всю правовую систему государства.

Скачков уверен, что эти вершители правосудия местного масштаба, ополчившиеся против него под давлением Жукова, связаны между собой одной цепью. Хватило бы сбоя в любом звене, чтобы того, что с ним случилось, не произошло. Но давильная машина работала на этот раз слаженно (не в пример другим случаям), поскольку двигал участниками явного беззакония в первую очередь инстинкт самосохранения. Чтобы такому катку противостоять, нужно иметь железный характер. Плюс «обостренное чувство правды и справедливости». То и другое в Николае Скачкове присутствует. На терминатора он совсем не похож, но в правовом поле Николай Иванович - мужественный воин.

Почувствовав угрозу, исходящую от правдоискателя, правоохранительный каток снова перешел в наступление. В ответ на заявление, поданное Скачковым в саргатское РОВД, его по заявлению судьи Павловой обвинили в оскорблении должностного лица. Конфликт случился в марте 2004 года, когда, вернув себе доброе имя, Скачков возобновил юридическую практику.

Придя как-то в суд со своим подзащитным, он на вопрос судьи «Вы что, мне не доверяете?» без обиняков ответил: «Как я могу вам доверять, если вы совершили преступление». Эти слова, прозвучавшие, заметим, не в зале суда, а на собеседовании, и стали поводом для возбуждения против Скачкова очередного уголовного дела. Оно было передано в районную прокуратуру, и та определила вновь отправить Николая Ивановича на медицинское освидетельствование. Но на сей раз райсуд в этой просьбе отказал - Скачков предоставил около полусотни (!) характеристик от уважаемых в районе людей, подтверждавших его психическую полноценность. И правовая машина дрогнула!

Каток дал задний ход. В октябре 2004 года следователь прокуратуры предложил ему примирение: мы прекращаем дело, а ты забираешь свое заявление. Он отказался, ибо в противном случае перестал бы себя уважать как человека и как юриста. Попутно с заявлением в РОВД Скачков подал в суд иск о возмещении ему морального вреда на 3 миллиона рублей - так оценил он все мучения, перенесенные им и его семьей по вине правоохранителей, плюс утраченное здоровье.

Районный суд удовлетворил иск Скачкова лишь частично, постановив выплатить ему 107 тысяч рублей потерянного за год заработка, а моральный ущерб вкупе с материальным вредом оценил всего в 30 тысяч рублей.

Между прочим, страдания омского губернатора Полежаева в связи с публикацией в одной из местных газет материала о нем оценены были в 30 тысяч долларов. Разумеется, страдания губернатора - это скорбь областного масштаба. А «маленькому» человеку добиваться возмещения за нанесенное ему оскорбление, утрату здоровья, за адовы муки пребывания в СИЗО и психушке вообще не положено - так уж от века повелось на Руси. Но Скачков непреложность сей изуверской «истины» пытается опровергнуть. Сейчас он ждет ответа от Верховного суда РФ и от страсбургского международного суда, который принял его заявление к рассмотрению.

Автор: Георгий Бородянский, Омская область